Увидел тут любопытную цитату любимого автора: "В своем более позднем «Учении о праве» (1797) Кант называет «незаконным врагом» того, «чья публично (все равно, словом или поступком) выраженная воля выскажет максиму, согласно которой, если я сделаю ее всеобщим правилом, состояние мира между народами станет невозможным и навеки установится естественное состояние»." (Шмитт, Номос земли)
Кантовская максима, работающая при условии "если я сделаю ее всеобщим правилом" всегда казалось мне подозрительным концептом в качестве основы морали. Оказывается, у нее есть и политический извод: переход в правило должен обеспечивать проверку последствий некторого решения, в случае морального правила, я должен удостовериться, что хочу чтобы так поступали все, т.е. субъект решения и субъект проверки совпадает. В случае полит. правила эти субъекты разделились: субъект проверки теперь решает, что чья-то максима опасна и наказывает ее носителя (собсно, получаем новую максиму: если все будут наказывать носителей опасной максимы, то будет щастье).
Не знаю контекста, в котором Шмитт анализирует этот пассаж из Канта, похоже, что критикует (возможно, кивает в сторону миротворцев-носителей демократии, типа совр. американцев, у него это есть уже где-в ранних статьях). Вообще, этот субъект, наказывающий других, весьма смахивает на шмиттовского суверена, который может решить о чрезв. положении, т.е. приостановке права. Нацисты собственно совершили подобный описанному Кантом ход, вменив евреям максиму стремления к мировому господству, высказанную ясное дело публично, в документах типа "Протоколов сионских мудрецов" - обычное право не улавливало в свои ячейки такие опасные стремления, евреи как раз такой враг "по отношению к которому наше право не имеет границ". Тока суверена не проведешь, и тут понятно начинается "крестовый поход", под знаменем нашей любимой максимы: мы хотим мочить врагов-носителей аццкой максимы, и аццки желаем, чтобы наша максима стала всеобщим законом, т.е. чтобы все мочили поименованных врагов. Этой двухходовкой достигается морально обоснованное решение политических вопросов. Изящно, что и говорить.
Кантовская максима, работающая при условии "если я сделаю ее всеобщим правилом" всегда казалось мне подозрительным концептом в качестве основы морали. Оказывается, у нее есть и политический извод: переход в правило должен обеспечивать проверку последствий некторого решения, в случае морального правила, я должен удостовериться, что хочу чтобы так поступали все, т.е. субъект решения и субъект проверки совпадает. В случае полит. правила эти субъекты разделились: субъект проверки теперь решает, что чья-то максима опасна и наказывает ее носителя (собсно, получаем новую максиму: если все будут наказывать носителей опасной максимы, то будет щастье).
Не знаю контекста, в котором Шмитт анализирует этот пассаж из Канта, похоже, что критикует (возможно, кивает в сторону миротворцев-носителей демократии, типа совр. американцев, у него это есть уже где-в ранних статьях). Вообще, этот субъект, наказывающий других, весьма смахивает на шмиттовского суверена, который может решить о чрезв. положении, т.е. приостановке права. Нацисты собственно совершили подобный описанному Кантом ход, вменив евреям максиму стремления к мировому господству, высказанную ясное дело публично, в документах типа "Протоколов сионских мудрецов" - обычное право не улавливало в свои ячейки такие опасные стремления, евреи как раз такой враг "по отношению к которому наше право не имеет границ". Тока суверена не проведешь, и тут понятно начинается "крестовый поход", под знаменем нашей любимой максимы: мы хотим мочить врагов-носителей аццкой максимы, и аццки желаем, чтобы наша максима стала всеобщим законом, т.е. чтобы все мочили поименованных врагов. Этой двухходовкой достигается морально обоснованное решение политических вопросов. Изящно, что и говорить.
Комментариев нет:
Отправить комментарий