Комментарии к увиденному здесь стихотворению Хлебникова (самому по себе какому-то нехлебниковскому):

На ветке
Сидели птица гнева
И птица любви.
И опустилась на ветку
Птица спокойствия.
И с клекотом
Поднялась птица гнева.
А за ней поднялась птица
Любви.

(1)трактовка по Дао дэ цзин: "ходьба побеждает холод, покой побеждает жару. Спокойствие создает порядок в мире": птица спокойствия прилетела и создала (точнее, восстановила) порядок - любовь и гнев должны двигаться, а не сидеть на месте, хотя бы потому, что они имеют объект, к которому они стремятся.

(2)первая трактовка признавала наличие собственного порядка любви/гнева, о котором птица спокойствия им просто напоминает.

Более строго будет отказаться от такого "плюрализма порядков": порядок - это всегда закон т.е. повторение, не терпящее исключений. Любовь и гнев - не создают порядок, а возникают именно в месте разрыва существующего порядка, как исключение из него. Поэтому восстановление порядка птицей спокойствия и состоит в устранении исключений ("чудес") любви/гнева.

опасная максима

Увидел тут любопытную цитату любимого автора: "В своем более позднем «Учении о праве» (1797) Кант называет «незаконным врагом» того, «чья публично (все равно, словом или поступком) выраженная воля выскажет максиму, согласно которой, если я сделаю ее всеобщим правилом, состояние мира между народами станет невозможным и навеки установится естественное состояние»." (Шмитт, Номос земли)

Кантовская максима, работающая при условии "если я сделаю ее всеобщим правилом" всегда казалось мне подозрительным концептом в качестве основы морали. Оказывается, у нее есть и политический извод: переход в правило должен обеспечивать проверку последствий некторого решения, в случае морального правила, я должен удостовериться, что хочу чтобы так поступали все, т.е. субъект решения и субъект проверки совпадает. В случае полит. правила эти субъекты разделились: субъект проверки теперь решает, что чья-то максима опасна и наказывает ее носителя (собсно, получаем новую максиму: если все будут наказывать носителей опасной максимы, то будет щастье).

Не знаю контекста, в котором Шмитт анализирует этот пассаж из Канта, похоже, что критикует (возможно, кивает в сторону миротворцев-носителей демократии, типа совр. американцев, у него это есть уже где-в ранних статьях). Вообще, этот субъект, наказывающий других, весьма смахивает на шмиттовского суверена, который может решить о чрезв. положении, т.е. приостановке права. Нацисты собственно совершили подобный описанному Кантом ход, вменив евреям максиму стремления к мировому господству, высказанную ясное дело публично, в документах типа "Протоколов сионских мудрецов" - обычное право не улавливало в свои ячейки такие опасные стремления, евреи как раз такой враг "по отношению к которому наше право не имеет границ". Тока суверена не проведешь, и тут понятно начинается "крестовый поход", под знаменем нашей любимой максимы: мы хотим мочить врагов-носителей аццкой максимы, и аццки желаем, чтобы наша максима стала всеобщим законом, т.е. чтобы все мочили поименованных врагов. Этой двухходовкой достигается морально обоснованное решение политических вопросов. Изящно, что и говорить.

курение отвратительно для Господа

Увидел в новостях, что приняли закон о запрете курения в общественных местах с 15 года. Давно пора уже было. В связи с этим вспомнил историю. В родном городе есть длинный забор из бетонных плит, еще в 90-е его расписали местные христианские активисты. Одну из плит посвятили борьбе с курением, изобразив ее в следующем виде: сидит бородатый мужик (советский технический интеллигент с бородой как его изображали "простоквашино" или "тайне третьей планеты") с трубкой, рядом с ним стоит мальчик с фразой в речевом пузыре "Папа, разве ты не знаешь, что курение отвратительно для Господа?". Обычно эта фраза воспринималась как забавное недоразумение (проходя мимо этой агитки знакомый обычно приговаривал: "так же как и негры, сынок"), плод чрезмерного энтузиазма христианских неофитов. Однако ж листая Исайю я таки увидел: "Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня" (Исайя 1:13). Понятно, что речь идет о благовониях (упоминаются фимиам и лен), но как бы и не соврали неофиты, классический пример цитаты вырванной из контекста.

Памяти Аркадия Драгомощенко

Сегодня случайно узнал что 12 сентября умер Аркадий Драгомощенко. Драгомощенко несомненно важная для русского языка фигура, и не чуждый (при всей своей неоднозначной сложности) мне поэт. Его памяти посвящается этот небольшой текст, написанный в прошлом году.
*

СНЕГ И БОГ У ДРАГОМОЩЕНКО

Прежде весной просыпался песок,
                                                          по ветру стлался спиралью,

тысячеокий, как снег или наскальный бог

(«Ослабление признака»)

Cнег здесь удивительно схвачен как «тысячеоокий» - и одновременно включен в ряд из песка и «наскального бога». Очевидно, речь не должна идти в субъект-предикатной логике, о чем недвусмысленно говорит само название стихотворения. Да и наличие «бога» в списке препятствует этому: он не имеет признаков по определению – он есть не то или это, «есть» здесь квантор существования, а не связка. Даже если допустить, что определение его как «наскального» отсылает к языческому множеству богов, то это не изменит ситуацию бес-частности и бес-призначности; функционально, «тысячеокость» есть всевидение – обеспеченное/отсылающее к  всеприсутствию: собственно единственное «официальное» имя бога «Я есмь сущий».

при мысли о них, камни
не добавляют своему существу ни тени, ни отсвета, ни поражения

(«Ослабление признака»)

Не иметь признаков не мешает – скорее, помогает – получению множества имен, которые «не добавляют своему существу». Известно, что у северных людей есть много имен снега; количество имен бога вряд ли может быть помыслено.

Снег связывается с поэзией: предисловие Глазовой к книжечке «На берегах исключенной реки» (ОГИ, 2005) заканчивается определением поэзии как растворения всего во всем (и загадочным словом «Эпространства», возможно, первым результатом этой всемирной диффузии; даже если это опечатка – что она такое как не взаимопроникновение?) - и этим самым снегом, который у поэта во рту. Что, конечно, провоцирует к определению поэта – однако из этого снега надо делать не признак поэта, а соединять их в гибриде фюсиса и номоса вроде «закона природы», или, например, по методике Айги, нанизав их на вертел тире: снег-у-поэта-во-рту. Судя по всему, нас отсылают сюда:

Иней ярче наощупь. Терять нечего, —
разве что снег во рту — поэтому не о чем говорить.

(«По многим причинам»)

Маленький фрагмент связывает речь и потерю и вводит понятие игры: например, говорить – терять или говорить – делать ставку. Ставка неотделима от потери: терять здесь – это не случайно «ронять» (хотя бы и слова); не на что играть – ничего не потерять, но и ничего не выиграть.

Если принять это определение поэта через потерю, то его предшественником окажется марксов пролетарий, который есть такой тот игрок, кому нечего терять кроме цепей, на кону же - мир. В свою очередь, здесь можно увидеть ответ человеку Гоббса-Локка, который отказывался от мира, получая взамен право на безопасность/на свой труд, т.е. вычитал мир, чтобы получить себя.  Пролетарий должен совершить обратное действие -  вычесть себя из мира, чтобы вернуть мир: ставка здесь кажется мизерной –всего лишь цепь, выигрыш кажется огромным – мир или все. Но это мнимая «беспроигрышность»: ведь цепь - единственное что есть у пролетария, поставить ее на кон значит поставить себя.

Так и поэту, чтобы стать поэтом, надо начать говорить – и потерять снег, а значит, себя: ведь снег - это все, что есть у поэта. Тут приходит на помощь уравнение снег=бог: бога как и снег невозможно потерять (Паскаль странно говорит, что пари на существование Бога невозможно проиграть, т.к. если его нет, ты ничего не теряешь – ведь в таком случае его-то (а с ним и все) ты и теряешь! еще одна мнимая «беспроигрышность») – но можно терять, отделяясь от них. Если вспомнить идущую от Плотина линию христианских мистиков, то именно в отделении мира бог и являет себя.

Для человека движение познания все-таки будет противоположно диффузии, это разделение души, отделение поэта от снега и от бога; слияние – скорее забывание, плотиновское возвращение к единому. Узнавание – исключение из мира/бога/снега, забывание – включение и возвращение в них. Поэт, как объект и субъект этого «включенного исключения» – оказывается одновременно агамбеновским homo sacer и сувереном; точнее же будет определить его не как ту или иную фиксированную сущность, но как сам этот процесс.

Достойный правды жалости не достоин

Прошло пятнадцать лет
На берегу Красного моря
Голый царевич мастерит веревочный домик для осьминога
Осьминог умирает выкрикивая просьбы и письма
Продовольствие доставляют на мулах
Золотые сосуды в садах прорастают горлышком вверх
Достойный правды жалости не достоин

    Леонид Шваб, 2006

 

Поэзия Шваба вся какая-то герметичная - или просто не-(анти?)лиричная. Однако тут что-то происходит, вопрос по каким законам? Несомненно, тут есть некая внутреннея логика, из которой разваорачиваюься эти прихотливые истории. Читать любопытно, но вынести/вывести что-то для сюда поблематично, такая вроде подкованная блоха: сделано хитро, а зачем - непонятно. Ну да речь не об этом. Приведенное стихотворение оказалось здесь потому, что я увидел в нем 2 части, а именно последнюю строку и все остальное. Строка "Достойный правды жалости не достоин" не вытекает (и не втекает) в "историю принца"; по форме похожа на афоризм; по четкости и очевидности содержания - похожа на латынь. Строгий поиск гуглом однако ж дал только несколько ссылок на это же стихотворение (тут тоже эта строка выделена). Ну да дело не в копирайтах.

 

Строка ценна потому, что продолжает тему из Исйаи, а именно ее концовки "...[ждал] правды, и вот — вопль", а точнее противостояния ей. Конечно, тема христианского понимания пары добро/жадость-правда/правосудие неподъемна. По ней можно лишь зафиксировать пару моментов: 1) в самом общем в виде, правда скорее всего будет неотделима от добра (возможно, платоновские корни) 2) но, если таки эту пару разделять, то жалость будет выше правды (многие действия Иисуса можно толковать в это русле) - назовем это "раннехристианской" версией, о ней же говорит и Исйая) 3) продолжая, можно сказать тут  жалость выше правды т.к. она имеет конкретного субъекта - Иисуса

 

4) однако ж развитие этой темы с субъектом  ведет к тому что эта цепочка опять слипается: правосудие Высшего судии - оно и есть правда/жалость/добро - назовем эту версию "позднехристианской". Эта проблема в виде пары "власть-добро" рассматривается Шмиттом, приводящим картину апелляции на Страшном суде "К кому же апеллируешь на мой Суд? - спрашивает Судья Иисус Христос, и в страшной тишине проклятый отвечает: J'en appelle de tа justice a ta gloire (я апеллирую на твою справедливость к твоей славе)" (Рим.католизицм, с.146). Как я понимаю, здесь Шмитт показывает невозможность такой апелляции - для него это защита католического понимания права. Понятно, что в итоге такая трактовка является "юридической" и анти-раннехристианской, ставя право (власти) выше жалости.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий

Пришли на ум хрестоматийные слова Тургенева "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!" И ведь в точку! Прочувствав глубину этих слов им можно дать несколько неожиданное толкование.

Действительно, в ситуации неопредленности и сомнений, когда не с кем посоветоваться, ты остаешься один на один с проблемой. Но  система из 2 компоненотов является замкнутой, разомкнуть ее может помочь только 3-й, а именно язык (тут надо приплести Лакана, но припоминается очень смутно). Предположив, что язык - это коллективное бессознательное, память рода, естественным покажется обращение к такой помощи в в сложную минуту.  дкмаю не сильно ошибусь, предположив (аки социолог) что бессознательной можно считать первые слова человека перед внезапно возникшей проблемой. Что же ответит русское бессознательное перед лицом проблемы? Каждый догадается, что за слова произносит русский человек в таком случае - маркированные, преберегаемые для специального случая. Разумеется, речь о непечатных выражениях, вариантов которых множество. Каждый может вообразить список, ориентируясь на свой вкус и жизненный опыт; по моей версии, неплохим кандидатом является классическая идиома "е* твою мать!". Произнеся ее в соответсвующей ситуацией и соответствующим чувством неизменно чувствуешь как вся мудрость народная похлопывает тебя по плечу, говоря "не ссы!" И действительно, подобная фраза часто означает именно самый пиковый момент непонятности - перевалишь его - и начинают выплывать контуры чаемого решения.

Нелишне вспомнить и о роли бессознательного в объединении народа. Недавно общался с людьми, живщими некогда в Казахстане, они вспоминали, как "аульные" бабки-казашки, общавшиеся исключительно на казахском, ругательства произносили на русском. Так и видишь  громаду страны, объединенную одним выдохом "е* твою мать!". Удивляешься мудрости классика и повторяешь за ним: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!"

Ехал в метро, заглянул в книгу рядом стоящего человека, а там пророк Исайя пугающе говорит о запустении: "Итак Я скажу вам, что сделаю с виноградником Моим: отниму у него ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет попираем, и оставлю его в запустении: не будут ни обрезывать, ни вскапывать его, — и зарастет он тернами и волчцами, и повелю облакам не проливать на него дождя. Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды — любимое насаждение Его. И ждал Он правосудия, но вот — кровопролитие; [ждал] правды, и вот — вопль" (5:6-8). Запустение и зарастание - наказание за кровь и вопли, но разве правда добра? Что ж, в суде подсудимым присуждают попрыгать на одной ноге или просто извиниться?

Статья на тему почему Ленин - не немецкий шпион, приведено довольно много ссылок. Исследование на тему "почему Ленин - не ядерный гриб" еше ждет своего автора.)

партия власти

моя статья на гефтере.

Все, что ты видел, забудь

Не говори никому,
Все, что ты видел, забудь —
Птицу, старуху, тюрьму
Или еще что-нибудь.

 

Или охватит тебя,
Только уста разомкнешь,
При наступлении дня
Мелкая хвойная дрожь.

Вспомнишь на даче осу,
Детский чернильный пенал
Или чернику в лесу,
Что никогда не сбирал.

Мандельштам,

Октябрь 1930

Здесь две "юридических" части, 1я  говорит "забудь", 2я - что будет если не забудешь. Интересно, что память тут не вполне "материалистическая", поддающаяся внешней проверке - говорению. Это призыв откзаться от прошлого, а в европейско-христианских координатах, тем самым и от будущего. (Гефтер говорит о произошедшей примерно в это время о смене Сталиным функционеров как людей с прошлым (дореволюционный стаж) на аппартчиков "лениснкого" призыва, Эйхманов без собственного прошлого и соответственно, будущего. В принципе это признание конца истории и переход к удрежанию статус кво, времени катехона.)

Последняя строфа говорит что случится, если сдуру вспомнишь. Оса, пенал - похоже, это статисты театра воспоминаний, всегда услужливо готовые предстать перед режиссером в сцене "дача"; но вот черника явно не из их числа. Отстраненно она гдето растет около той дачи. Наверное тут нотка сожаления: ведь была, была же эта чернкиа, но вот почему же ты ее не собирал? Черника оставшаяся несобранной, не стала прошлым; прошлое, которое так и не свершилось, осталось "потенциальным" и взывает к возвращению и переделке (в политических терминах - к переобоснованию, революции, которая перезапустит новую линию времени). Тяжела сама эта невозможность возврата, это то "никогда" о котором не надо говорить - никогда.

С другой стороны - детский набор драгоценностей "оса-пенал-черника" противостоит страшным "птице-старухе-тюрьме". Настолько страшным, что видевший их хочет забыть что он их видел  - и если надо, готов вообще отказаться от памяти, пожертовавать самым дорогим, детскими воспоминаямия. (Вспомни слова Шаламова о лагерях: человек не должен этого знать)

Да, речь наверное не о мечтательном возвращении в прошлое, размыкании линенйного времени (что сказал бы о вечном возвращении Ницше узнай он о лагерях); речь о сохранении себя - вот только отказ от всех воспоминаний и будет тем самым отказом от себя! Кто-то выживет, но это будет другой "ты"; ты, который знал осу, пенал и чернику никогда об этом не узнает - да наверное и не должен этого знать. Если память - залог будущего, то забвение оказывается условием выживания; и как в этом круге избежать вечного возвращения, как не оказаться среди Эйхманов...

Не искушай чужих наречий

Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть:
Ведь все равно ты не сумеешь стекло зубами укусить.
...
Что, если Ариост и Тассо, обворожающие нас,
Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз?

Понятно, что Мандельштам говорит об ином языке; но тут видятся  2 не таких очевидных момента:
1. он смотрит на чужой язык не как пользователь но как его потенциальный соавтор, поэт, которому, надо оставить след (укуса) на стекле языка. Это не только признание невозможности быть "поэтом вообще", вне  конкретного языка; но и высокомерный отказ от такого языка.
2. тот язык, про который он говорит, - не просто некий усредненный язык"из учебника"; это язык великих поэтов Возрождения. Констатация невозможнсоти  поэзии - для себя - ведет к необходимости признать, что те кто способен, великие, не совсем (или совсем не) люди, а чудовища. Такой ход - это не столько дань уважения великим, сколько спасение себя, ведь если только они и достойны называться людьми, что останется нам?

3. а теперь надо приложить энту конструкцию к обычному читателю Мандельштама: он-то думает, что живет в своем родном языке, но читать М. - значит понимать что ты только смотришь на чужую жизнь в стекле языка; другой живет, ты смотришь.  Поэзия показывает, что язык который ты считал своим, есть на деле "чужое наречие", и что остается читателю?  только не "искушать" его, "забыть" - но если М. забывает один язык для другого (родного), то читатель должен отступить на позиции бытового языка, рассказов как прошел день, довольствоваться все тем же бесконечным разговором "про дождь про лен про скотный двор";

Но отсюда неизбежен и 2й ход читателя - ради спасения себя в качестве нормального объявить М. "чудовищем с лазурным мозгом" (и чешуей из глаз, возможно, парадоксальная переработка "чешуи отпадающей от глаз", символа прозрения апостола Павла). И я не понимаю, кто мог быть собеседником в том  "на лестнице колючей разговора б!", кроме наверное таких же "чудовищ" Ариоста и Тассо. Понятно что это спасение лишь сохранение лица; постарайся забыть того себя которого увидел в стекле языка.

К статье "Суверен Гоббса" 2

На гефтере опубликовали немного доработанный вариант поста по поводу статьи Филиппова.
В пандане с вторым текстом, условно связанным с исходной статьей использованием пары ключевых тегов вроде "война всех против всех" и "суверен". Хотя эти темы вообще автору и не близки, в чем он сходу и признается ("Гоббса я не читал"), но, будучи несомненно культурным человеком, возможно даже "светским" в смысле Онегина, имеет счастливый талант коснуться до всего слегка, находит что сказать и об этом, раз уж зашел разговор. Звучит это в целом несколько фантастически, "все что я думал о естественном состоянии, но боялся сказать".
В слове от редакции что-то эдакое завернули про риторический анализ власти и креатывную экономику, я тоже не совсем понял об чем это и к чему, возможно о "власти вообще".

К статье "Суверен Гоббса"

 В рамках очередного обсуждения проблем легитимности всплыла ссылка на статью А.Ф.Филиппова Суверен Гоббса, о которой и пойдет речь.

Конечно, у Гоббса гос-во м.б. основано на договоре, а может на захвате - но второй случай, который к сожалению Гоббс толком и не рассматривает, потому и противопоставляется первому, что принципиально исключает факт сам договора/согласия, а АФФ почему-то начинает их смешивать, говоря что во втором случае речь идет о неком "гипотетическом" согласии, понимаемом как "лояльность". НО, лояльность, если понимать ее как двойное отрицание "не не-согласие", никак не может заменить понятие договора как явно выраженного согласия! Сама эта линия мысли, восходящая к Макиавелли да и к полемосу Гераклита (можно назвать ее силовая, историческая, реалполитик) является контр-юридической в принципе, тут вопросы легитимации вообще не поднимаются; здесь Гоббс не изобретатель а последователь, констатирующий старый факт: гос-во возможно без согласия.

АФФ признает, что  состояние войны у Гоббса никуда не исчезает и подпитывает суверена, такая версия есть например у Агамбена, но Агамбен при этом не рассуждает о согласии, Гоббс у него не либерал, тут нельзя усидеть на двух стульях: либо полемос либо согласие. Вспомним чеканную формулу Клаузевица, по-моему вполне релевантную и для гос-ва основанного на захвате у Гоббса: "Война - это способ насильственно навязать другому свою волю"

Но в конце статьи оказывается, что ставка не просто в поиске согласия в гос-ве основанном на захвате, а в поиске непременно "свободного признания" власти мыслящими индивидами. Иделfизировать гоббсовского индивида я бы не стал, текст явно говорит об антропологическом пессимизме Гоббса. Мир для него явно дороже чем тьмы низких истин, в главе "О правах суверенов" специально оговаривается необходимость управлять общ. мнением: "Ибо действия людей обусловлены их мнениями, и в хорошем управлении мнениями состоит хорошее управление действиями людей с целью водворения среди них мира и согласия."

Подозреваю, что поиск философского камня "согласия" (как и рассмотрение классического для этих теорий вопрос "распространяется ли общ. договор на потомков?") вытекает из позитивистской социологической перспективы, которая хочет вопреки всему наблюдать "свободных агентов" и таки придать договору историческую реальность.

беседы мертвых на Рейне

В любопытной книжке "Миф о заговоре" увидел бесподобное название немецкого консервативного  журнала, который выходил в 1790 году: "Политический Элизиум, или беседы мертвых на Рейне"; а иногда он выходил под альтернативным названием "Тайная переписка между живыми и  мертвыми". Вот это я понимаю, не знаю даже какое из них лучше.

Вот вполне себе актуальная цитатка оттуда ввиду революционной опасности: "Невозможно ласкать мнения как девушку, их приходится завоевывать штыками и пушками"(с.48).

Шаламов и экзистенциализм

Шаламову вообще везет на интерпретаторов, я писал недавно про Кушнера. Тут увидел ссылку на еще один пример, за авторством не абы кого а главреда сайта Shalamov.ru Соловьева, кфн-а между прочим.

Текст порадовал последовательном пренебрежением к принципу исключенного третьего. Противоречат друг другу само название и содержание текста: заявлено что будет "о свободе", но ничего на эту тему и не сказано, и ни одна из целой кучи цитат не говорит о свободе (неловко предположить, что разгадка содержится в названии сборника, где была опубликована статья "Философия свободы"). Можно говорить о сопротивлении, но автор путается в противоречащих друг другу высказываниях: с одной стороны, он соглашается с Шаламовым, что заключенные были мучениками, а не сознательными врагами власти (делая попутно феерическое замечание о том, что только в сталинском лагере жертвы были "случайными", предваренное цитатой из Леви с перечнем "неслучайных" врагов нацизма "Католические или протестантские священники, раввины всех направлений, воинствующие сионисты, свидетели Иеговы"; Жижек помнится как раз отличал нацизм за "онтологизацию вины"),с другой - утверждает что у Шаламова "позиция сопротивления была изначальной".

В концовке на помощь призывается Бадью (объявленный почему-то философом свободы; я вот только про "этику истин" припоминаю; ожидаемый тут Агамбен почему-то так и не всплыл)  и "Диалектика просвещения" с туманной цитатой насчет почему-то основного принципа либеральной философии. Однако перехода к свободе не выходит, поэтому автор просто разрубает этот узел и вываливается "из вероятья в правоту" (приплетая еще попутно что-то насчет добра и зла, здесь тока не хватает блатной этики, объявленной выше "естественной"): "Свобода возможна в пределе только как сопротивление"! Блестящий пример насильственного вывода, да еще сдобренный стыдливым "в пределе".

Больше всего доставила конечно попытка "утилизации" Шаламова, поиск в нем полезности, в данном случае "экзистенциальной". Приводя в таком контексте слова Сартра «Человеческая жизнь начинается по ту сторону от безнадежности» (вот она, искомая "полезность") и о "сознательном выборе" автор шагает куда-то далеко за грань добра и зла, - не забывая при этом в своем стиле процитировать Шаламова "Лагерь — отрицательный опыт, отрицательная школа, растление для всех..."

да скифы мы

Ричард Пайпс
Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование 

"Исследование" конечно это громко сказано, скорее очень краткий но информативный реферат

бульвар

После-болотные гулянья по бульварам дают повод вспомнить о том, что "бульвар" как аллея посреди улицы имеет контрреволюционное происхождение, связанное с перестройкой центра Парижа в середине 19 века, когда город приобрел свой современный облик. В частности, старые узкие и кривые улочки были заменены широкими прямыми бульварами - на что имелись не только очевидные транспортные, но и политические причины, а именно уличные бои во время революций 1830 и 1848 годов.  «Для того чтобы вспороть брюхо старому Парижу, этому центру беспорядков и баррикад, надо провести большие улицы, прямые линии которых будут непригодны для обычной тактики местных восстаний», - так формулирует задачу префект Парижа Осман. Понятно, что широкую улицу труднее заполнить и/или перегородить; одновременно аллеи посредине улицы рассекают рассекают единую толпу на отдельные потоки и не позволяют набрать ей скорость.

С указания на роль улицы в революции Вирильо начинает свою "Скорость и политику": "Революционная масса формируется не на производстве, а на улице, когда на время она перестает быть винтиком в технической машине и сама становится мотором (машиной атаки) и сама производит скорость",  и тут же подкрепляет теоретический довод цитатой из практика-Геббельса: "кто захватит улицы, захватит и государство", которая несколько противоречит и тем самым дополняет исходный тезис Вирильо, т.к. 1) масса, захватывающая улицу не характеризуется, понятно, что она может не революционной, а совсем наоборот 2) Вирильо имеет в виду противостояние единой массы и государства; для нац-социалистов основной противник - другая масса, государство как бы соблюдает нейтралитет и ждет победителя (на самом деле конечно помогая одной стороне).

Понятно, что в случае после-болотных гуляний 1) речь идет не о "машине атаки" - само место (бульвар) не предполагает этого, и люди как раз не движутся по нему по какой-то определенной траектории, а просто занимают пространство (оккупируют его, вспомним "occupy wall street"), - это похоже скорее на машину осады. Актуальная скорость такой машины стремится к нулю, но ее сила в самой ее потенциальности; одновременно, представляя potentia, непредсказуемую учреждающую власть, она напоминает действующей власти о ее учрежденном, неабсолютном характере.
2) политизированная масса противостоит не другой массе, а декларативно аполитичному государству. Как выражается Шмитт, политика предполагает идею, а у нас, с одной стороны, почти все возможные (судя по флагам) классические партии  - с другой "партия власти", которая является не собственно "партией", т.е. частью, представляющей некое целое, а самим "целым", феноменом само-репрезентации и само-легитимации.

Конечно, в проправительственных движениях можно увидеть попытку борьбы за улицу, но надо понимать, что это чисто бюрократические меры и о "контрреволюционнной мобилизации снизу" речь не идет, т.к. классическое фашистское движение имеет независимое от государства происхождение и траекторию, отношения его с текущей властью могут быть описаны как взаимное использование в собственных целях. Настоящая мобилизиция будет опасна для власти, т.к. предполагает пробуждение и "спящего" большинства, политизация которого предполагает вывод/выход его на улицы, и последствия такого выхода спрогнозировать невозможно.

диктатура у шмитта 3

Диктатура Шмитта/Кортеса обосновывается через цель  - спасение порядка (мира?), она явно порывает с обоснованием через традицию/историю, и т.о. с самой идеей легитимации, предполагающей наличие некоего прошлого, само предпочтение целевой а не движущей причины возвращает нас из Нового времени к Аристотелю и шире, метафизике. Если вспомнить Вебера, то понятно что легитимации связана с историей и  в ее традиционной (по определению) и в рациональной (решение, собсно договор, должен уже существовать) версиях. Вот с харизматической не все очевидно, похоже, она-то как раз и предполагает внеисторическую ситуацию чуда и пророка. Катехон же (основываясь все на том же 2Фес.2:7 ) явно по эту сторону существующего порядка - он "в среде", 2) и главное  что он-то находится в истории, т.к. "тайна беззакония уже в действии" и лишь он удерживает ее от свершения в будущем.

Ставка Ш - не история, застывшая в "коре повторения", а чудо, исключительный случай, взламывающий и обнажающий эту кору. Он выводит родословную своей теологии из консервативной традиции в противопоставлении вульгарной версии марксизма. Однако, нелишне вспомнить что для контррев. линии характерно как раз обращение к традиции; что обычная критика либерального/революционного понятия общ.договора указывала на его антиисторический и метафизический характер и т.д. Да и сам де Местр более чем почтительно относился к истории, стремясь разглядеть в ней действие Провидения. Но для Кортеса час последней битвы уже пробил, беззаконник открылся  и история кончилась - началось ЧП, когда все зависит от решения. Причем важен сам факт решения, а не его обоснование, - и для того чтобы Ш атакует кентавра "правовое государство", либеральное связывание силы законом (собственно, разбиравшееся "легитимное насилие" Вебера такая же попытка блокирования силы), указывая на зазор между ними, момент неразличимости в переходе от (правового) обоснования к (силовому) решению. Шмитт фиксирует переход от первого к второму как развитие от легитимности к диктатуре (с.84), думаю можно добавить, что и от катехона к пророку, от удерживания к решению (а бесконечная дискуссия, в которой по Ш суть либерализма, и есть воздержание от решения), от истории к перманентному ЧП.

диктатура у шмитта 2

Позиция которую занимает децизионизм Шмитта не так очевидна в свете полит.теологии. Для простоты можно выделить условно "католическую" и "мессианскую" (или римскую и еврейскую) версии теологии. Цель первой - удержание статус кво, традиция, иерархия, анти-милленаризм; вторая - мессианская, направленная на разрыв традиции; коротко: катехон vs мессия. Понятие  о католицизме как силе обратившей яд первоначалного мессианского христианства в строгую полит. структуру можно найти у Морраса; Ш говорит о церкви как институте противостоящем пониманию христианства как частного дела (с.144 Полит.теологии). Конечно, власть церкви легитимна, т.к. является репрезентацией божественной,  - само это понятие находится в центре статьи "римский католицизм" и противопоставляется неразличимым здесь либерализму и социализму, редуцирующим политику к экномической посюсторонности.

Важно, что эта совр. власть без репрезентации формулируестя Шмиттом как "точка неразличимости между диктатурой и анархией" (с.121)! Разведение этой пары в "Полит.теологии" возможно только с т.зрения отношения к решению, но обе эти позиции одинаковы чужды идее репрезентации и соотв. легитимации.

Очевидно, Ш симпатизирует идее Кортеса о том, что в трудные времена не до обоснования легитимности власти, необходимо действие - тут и всплывает знаменитый суверен который решает о чрезв.положении, и диктатура противопоставляется анархии. В пределе такой диктатор-спаситель оказывается скорее неожиданным и чудесным мессией (или по крайней мере его пророком), чем авторитетным - и легитимным! - катехоном. Ш т.о. можно рассматривать как проповедника разрыва традиции, пусть и подающегося как формально инструментального, вписанного в него. Неудивительно, что от диктатора требуется  быть не катехоном, удерживающим порядок изнутри него, но пророком,  от которого ждут чуда избавления от беспорядка в порядке, пусть и новом пусть и через беспорядок. Недаром Ш подчеркивает роль исключения, которое "объясняет все", а ЧП прямо объявляет секулярной версией теологического чуда (с.57).

Возвращаясь к текущей ситуации думаю можно сказать, что в терминах Ш имеющаяся власть является именно той экономически детерминированной смесью диктатуры и анархии из "Римского католицизма" - причем здесь "диктатура" не имеет положительного для Шмитта "Полит. теологии" оттенка чуда, но обозначает лишь не политическую и не репрезентативную природу этой власти.

Болотная дала повод вспомнить процесс субъективации по Бадью: есть человеческое животное, движимое узкими интересами, но оно может стать собсно человеком ("бессмертным"), частью субъекта (субъект у него похоже обязательно д.б. многосоставен) пропустив через свою тушку одну из истин, истина в т.ч. может быть политической (в примере в книжке "этика" это фигура активиста на собрании), если совсем просто - ты становишься частью чего-то большего. Сам поиск оного - это очевидный объект для (либеральной) критики тоталитаризма; (одновременно для Ницше/Фуко такая запись на телах может чтото рассказать о власти, но вряд ли о том на ком она пишет и уж конечно ни о каком "большем").

Нда, так вот и вопрос к Бадью: стали ли частью полит. субъекта люди которых пиздил омон, прошла ли через их тела чаемая истина? Подозреваю, что ответ будет положительным,  ведь если тушка завязана на интересе, прежде всего самосохранении (конатус Спинозы) то субъект явно способен пренебречь интересом одной из своих многих частей, как выражается Бадью: трудно сказать как траектория истины наложится на интересы.

диктатура у шмитта

Тов. фармазон продолжает сериал про легитимацию посредством Шмитта. Оговорюсь, что конец "Полит. теологии" вообще для меня кажется довольно темным, Ш как то скороговоркой пробарматывает про двойственную идею власти как диктатуры, ну да ладно.

Важно отметить, что Ш то говорит не об инетепрертеациях происхождения власти (собсно сабжевая легитимность vs насилие), он реконструирует дискурсы реальных оппонентов; Ш тут не теоретик а практик противостояния либерализму, офиц. позицией которого и будет юридические теории общ.договора. Ок, мы грубо имеем оппозицию ответа справа и ответа слева, и по моему мнению оба ответа в принципе не предполагают легитимацию власти: про Кортеса Ш явно проговораивает, позиция условного Бакунина "все правильное образуется само", это исконно либеральная идея невидимой руки, которая в радикальном анархистском (и либертарианском) изводе вообще не предполагает какой-либо власти, соответственно, вопрос о легимнсоти здесь не релевантен. Шмиттовское формула "анархизма" как "диктатуры против диктатуры" видится мне неким натянутым метафизическим развитием проивопоставоления ее позиции Кортеса.

Опять же, можно согласиться с трактовкой позиции Кортеса как антиэсхатологической, что собсно и пристало католическому мыслителю; а вот насчет Бакнина не соглашусь - анархизм с его невидимой рукой (радикальной иммантентоснтью) не предполагает явного конца истории, по этому пункту он скорее близок к либеральному концу истории. Вот коммунизм можно назвать милленаристким дискурсом, но в этих терминах он (как диктатура пролитариата) окажется как раз децизионистским - он как раз и похож на чаемую "диктатуру против диктатуры".

Итак приходим к классической паре фашизм-коммунизм противостоящей либерализму как  1)децизионизм 2)анти-легитимизм 3)милленаризм. Это опять таки практические позиции, их объснятиельная роль под вопросом. Ну если практически - помотрите на флаги которые были на Болотной: анархисты, левый фронт, националисты, яблоко, т.е. оппозиция и покрывает весь набросанный спектр, власть остается в остатке избегая быть чем-то. Однако ж мудрый Шмитт оставил в загашнике одну позицию: то от чего онтолкается и чему противопоставляет теологию диктатур - это веберовская формулировка государства как большого предприятия, вот это возможно лучше описывает текущую власть: ультраминимальное государство с оплачиваемыми "охранными агентствами", это все та же формула Нозика, где не нужен договор/легитимация (из которой выкинуто прекраснодушие насчет прав человека, по выражению Ш "аксиома о добром человеке", эдакий радикальный анархо-капитализм), в красивом изложении героя Пелевина она звучит как  "денег спиздили и дверь железную поставили".

легитимное (т. е. считающееся легитимным) насилие

В контексте бесед о легимности (тут и тут) вспомнил, что я уже фантазировал на эту тему: власть касается себя и говорит: теперь я партия. партия ощупывает себя и гворит: теперь я власть. запускается такая рекурсия, для которой внешние сигналы не существуют.

Ну и в продолжение самой дискуссии пару соображений по хрестоматийному определению Вебера: гос-во "отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (т. е. считающееся легитимным) насилие как средство". Дык и что мы видим? Опредление откровенно отсылает к Марксу и в целом традиции понимания власти как насилия (Макиавели, Ницще, Фуко), но с существенным дополнением, отсылающим в свою очередь теориям общ.договора - насилие д.б. "легитмным". Понятно, что о самом договоре тут речь не идет (я об этом говорил в каментах), штука то в том что Вебер пытается сидеть на двух стульях, совмещая противоположные ветки понимания власти - как насилия и как согласия. С насилием в общем-то понятно, но вот с согласием как-то не очень, и уточнение в скобках дорогого стоит. Настолько, что вообще ставит под вопрос жизнь кентавра "легитимное насилие" (очередное кстати определение-оксюморон в духе когито) - кто субъект который должен счесть его легитимным? Понятно, что вероятность нарыть такое согласие у объекта насилия стремится к нулю. Недаром мудрый старик Гоббс обосновывал возможность сопротивления легальному насилию суверена, т.е. для него вообще никакое насилие не м.б. легитимным. Нда, против конатуса то не попрешь). Признаение же насилия легимным сос стороны его субъекта очевидно не имеет смысла.

Так и Вебер, нарисовав изящное трио типов легимности как-то так грустно прибавляет "Понятно, что в действительности подчинение обусловливают чрезвычайно грубые мотивы страха и надежды" - т.е. таки в итоге кладет на сабжевую легимность насилия! психологически обосновываемые красоты харизмы и традиции забыты; остается  рациональная легимация: есть страх насилия и на нем стоит власть, позвольте, но это ж опять-таки обрезанная схема Гоббса, из которой выкинули связующего звена договора, но очевидно, что страх не является актом согласием (про это тоже говорили) т.е. про легитимность вообще можно забыть. В итоге от исходного определения остается "отношение господства людей над людьми, опирающееся на насилие как средство". В общем ничего удивтельного "средство" побеждает "обоснование" нет, тут думаю можно согласиться с Арендт по поводу политиик как сферы явлений: какая разница на чем там оно внутри устроена и на что опирается, это вопросы про "на самом деле" и вещь в себе, они м.б. интересны, но только анализ явлений (средств) может помочь в понимании власти.

Коллегия Бегемотов - Лаунж-кафе

Довольно давно уже скачал выражаясь по английски музыки кусок в виде альбома "Лаунж-кафе" группы "Коллегия Бегемотов". (Даже наверное не кусок,  а отрезок, ведь музыка который предполагает который предполагает  не пространство а время. Предполагает т.е. требует для размещения затрат энтого ресурса, а хозяин ресурса, тот кто впускает ее в свое время, становится слушателем и...в общем речь не об этом) Так и вот,  скачав однажды физическую инкарнацию этого мысле-звукового континуума я поместил ее в склад подобных (т.е. в плеер) и пару раз по дороге с-на работу вызвал его к жизни путем инвестирования своего времени. Сомнений не было что это интересно, ритм стыковался с текстом, цепляя то что (не знаю точно что именно, поэтому "то, что") должна цеплять правильная комбинация звуков.

Нда, так я понял насколько все действительно хорошо только тунайт, когда пристыковал плеер наконец к черному ящику значительно усиливающему его возможности и собсно в сотый раз убедился что в наушники ты никогда не узнаешь музыки - догадаешься, составишь предсавление, и т.д. но пойцмешь, познаешь, только когда она достигнет твоих перепонок взойдя по всем три необходимым ступеням: плеер-усилитель-колонки.

Альбом "Лаунж-кафе" интересен и необычен - причем не просто как артефакт, штука в себе, которой удивлся раз и забыл, а как вещь обладающая юзер-френдли интерфейсом - ритмично, местами прям фанк - но фанк это лишь часть этого сложного целого которое лаунж-нелаунж, на ухо ложится без напряга + конечно тексты на родном языке, сделанные со вкусом, затрагивающие или скорее втягивающие куски реальности в эстетическе целое, вызывающее местами широкую улыбку. Некоторые песни готовые хиты, хучь подпевай хучь подтанцовывай. В общем, спасибо соавтору (коллегиату?) "Коллегии Бегемотов", тов. autofocus, у которого и была скачана эта жемчужина за участие в создании и распространение оной.

так какая рыба в океане плавает быстрее всех?

Увидел у фармазона высказывание на тему БГ как троян. Я не знаток БГ, но тема не чуждая. В той мере как  я понимаю БГ, в его проекте можно усмотреть последовательное выстраивание алиби, где я не я. Что характерно алиби выстраивается впрок - ничего предосудительного-то не делается и конечно не планируется. Стоит задача не то чтобы скрыться от власти, от любого деяния, это не случай аполитичнго эпикурейства с его "живи незаметно", - тут есть какая-никакая ставка, речь идет о создании хитрой этики. Скрыться надо от наказания, т.е. потенциально наказуемого деяния, но до конца не известно, что можно а что нельзя, Поэнотму  формула императива примерно такая "ты нихера не можешь сделать поэнотму ты ничего и не должен делать". Очевидно, это специальная советская разработка, текущим изводом которой похоже стало описанное ниже явление Шаламова с печеньками.

Делать не должен, но суждения выносить можешь - в той мере пока они не становятся (наказуемыми) деяниями, это вариант виты контемплятива, тока созерцающий все время подмигивает - и получает в ответ такое же понимающее суждения, т.е. подмигивание. Понятно, что никто до конца не знает что значит подмигивание, тут конечно идет вложение алиби одно  в другое, както там "вы думали что я пел с вами / а я пел о своем".

Со стороны такое сообщество подмигивания выглядит очень заманчиво в своей таинственности, но самое главное, техника маскимально затуманенных высказываний позволяет охватить максивмально широкую аудиторию: каждый может фантазировать в меру своего желания, искать и находить хоть лирику хоть контру, в самом деле "какая рыба в океане плавает быстрее всех?" Политический потенциал пустоты был впервые использован наверное успешными фашистскими движениями, которые создавались в чудесной декартовой технике примирения противоречий в создании 3го, порождения оксюморонов вроде "национал-социализм" (думаю это именно продолжение ряда когито а не "снятие" в 3м). Такие решения позволили в момент подьема движения обещать всем и все и соответсвенно превзойти обычные партии связанные программами. (Рок-движение конца 80х как политическое оружие в консервативной революции интересно разбирал Кормильцев. Да, и памятная строчка у Арефьевой "Скажи, почему в каждом Крыму, в каждой тайге в продаже Б.Г.?").

Не уверен, что у БГ можно нарыть какйто буддизм. Само недеяние/неучастие такая же характеристика раннего христианства  как и буддизма. Концепцию недеяния можно связать с волюнтаристским пониманием бога, где из его абсолютной непредсказуемости делается пессимистический вывод, какбы такая антитеза кальвинизму. Интересней здесь скорей нацеленность на пустоту, тут и Пелевин кстати. Но для Пелевина этика не важна, Чапаев это роман познания: лошадь то есть то ее нету, а главное - кто тот кто видит лошадь))? Соответсвенно, если действие БГ - тщательно прикрывать пустоту, стараясь сохранить при этом лицо - как в переносном смысле ("этическое лицо"), так и в прямом (т.е. чтоб буквально по морде не получить), то Пелевину сохранять лицо и не перед кем и не от кого, он в картинках эту пустоту "разоблачает". У Бг есть группа реагирующая на подмигивания; высказываение Пелевина это эгоистичный трип где отражения не нужны, и т.п. В общем сближение этих двух позиций выглядит искусственным, они выходят из разных источников и идут к разным целям.

Шаламов и печеньки

Занесло меня по ссылке с опенспейса на стихи Александра Кушнера, увидал такое:

Когда судьба тебе свою ухмылку
Покажет или чёрную печать,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти Шаламова опять.

Прочитал эти строки и свернул браузер. Вот оно как можно читать Шаламова, как психотерапевтическое средство, на крайний случай, когда шампанского нет. Действительно, почему бы не извлечь пользу из бесполезного знаятия? Мы залезем под одеяло, пять минут попугаемся и вылезем радоваться жизни. опять же эти строки можно чеканить на обложках Шаламова, и ставить в раздел типа "Сам себе доктор" - глядишь и продажи пойдут.
Думаю а вдруг автор счас завернет, скажет я пошутил или это он про другого Шаламова? таки нет:

И вспомнишь речку, рощу или море,
Ещё печенье в шкафчике найдёшь
И скажешь: это горе всё не горе,
И мрак в душе не мрак, и дрожь не дрожь.

Невероятно, и главное ведь эту гадость никаким печеньем не заешь.

Вики цитирует Бродского «Александр Кушнер — один из лучших лирических поэтов XX века, и его имени суждено стоять в ряду имён, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский». Недаром я всегда к Бродскому с подозрением относился, памятное "темнота внутри не хуже / чем темнота снаружи" это из этой же серии уютненьких оправданий.

хижина в лесу

Фильм является блестящей прививкой структуры подозрения к богатой традиции фильмов о зомби. Введение между зрителем и героями фигуры режиссера впускает свежий воздух в затхлую атмосферу хорроров, одновременно и нарушая необходимый жанру вакуум.
Ближайшая цель - поставить под вопрос условности жанра, вроде заброшенного дома в лесу или состава участников, на этом в основном и построена комедийная сторона фильма.
Более общий вопрос о роли насилия объясняется в мифологическом ключе как необходимость жертвы, поддерживающая союз людей с богами; отсюда можно вывести понимание всего жанра как "культового", а его работников как жрецов этого культа. Заодно этим указанием авторы подают зрителю хоррора зеркало, в котором он должен узнать в заказчике рек крови себя.

Апофеозом подозрения являются обретающие самосознание герои, которые находят подтверждение своей паранойе в виде скрытых камер в доме и, после необходимых турусов и колес борьбы с нечистью, требуют гибели въсерьез всех постановщиков. Характерно, что проводником рефлексии в фильме оказывается персонаж не выпускающий косяка изо рта; понятно, что такая рефлексия оказывается сама под большим вопросом, т.к. особо и не нуждается в поводе (герой заводит речь о кукловодах едва появляясь в кадре), хотя в итоге и находит его. Да и с таким джокером режиссер всегда имеет про запас вариант с twist ending, разоблачением разоблачителя. В итоге получаем очередное высказывание в пользу легалайза, своей крупнобюджетностью взывающее к параноидальным мыслям о его заказчиках.

цепи и корни 2

В книжке Нольте буквально на одной странице (с.129-130) обнаружились отличные иллюстрации к предыдущему из архетипического "консервативного революционера" Морраса (к сожалению в виде пересказа а не нормальных цитат).

По паре класс-нация: "цивилизация, говорит он, состоит именно в том, что воинственные инстинкты канализируются и направляются наружу, на внешнего врага. Классовая борьба нечестива, потому что она поражает мирное пространство нации...Он сражается с Жоресом...потому что видит в нем и его сторонниках социальных беллицистов: запрещая войну между государствами, они хладнокровно готовят войну между домами".
По опоре: "Слои, на которые он хочет опереться, он часто и без ложной сдержанности называет: на первом месте у него всегда стоят церковь и офицерский корпус (армия), то есть вовсе не классы в собственном смысле слова. За ними следуют "землевладельцы, крестьяне, старая аристократия, старая и новая буржуазия".

цепи и корни

Противостояние фашизма и коммунизма видно в простой паре национализм - интернационализм. Отсюда история как борьба наций или классов. Теоретическую проблему советской россии пришлось решать в 18 году когда немецкие пролетарии подошли к Петрограду. Построение социализма в отдельно взятом государстве явный проигрыш интернационализма. 2я мировая ставит под вопрос сам лозунг "пролетарии всех стран, соединяйтесь", который снимают из газет. Далее мутная история борьбы с космополитизмом.

Интересно что эта пара подразумевает и разную социальную базу: с одной стороны рабочие, которые в классическом случае владеют лишь собственной рабочей силой, и не привязаны к тому или иному месту - или же привязаны минимально, а сама связь имеет форму "цепей", эта связь не пускает ко всему "миру" и должна быть сброшена/разорвана. Об этом и бессмертные строки:

Когда сам бог на цепь похож

Холоп богатых, где твой нож?

С другой - крестьяне, неразрывно связанные с землей на которой они работают и вне которой не могут быть представлены. Крестьянин противостоит всему миру; его связь с землей не сковывает а питает его - это уже не "цепи", а "корни". Надо не забывать, что российский коммунизм вырастает не только из марксизма (главка из книжки Карра), но и отталкиваясь от народников, которые в широком смысле проповедовали особый российский путь, связь с почвой (собственно название "земля и воля" опредлеят главные цели ), и конечно уповали на крестьянскую общину как способную противостоять капитализму "аграрным социализмом". Очевидно, есть и некая преемственность (через группу "освобождение труда"), но понятно что в целом Ленин резко противостоит идеологии народников, делая ставку на прогрессивный класс рабочих.

Итальянский фашизм называют "аграрным", и ему противостоят именно рабочие и именно классическим методом - стачками. Германский вариант конечно не может быть назван аграрным, но понятно что вопреки своему названию нсдап не являлась партией рабочих. В процессе развития движений некоторые число первоначальных социалистических лозунгов стирается националистическими. Собственно, знаменитая идеология blut-und-boden воспевает именно образ крестьянина как хранителя связи с землей. В соотв. статье в вики есть фото со свастикой на которой лежат 2 предмета: колос и клинок, молотов тут не предусмотрено. Отсюда и проблематичность объединения фашистских движений разных стран, почва и "каждый колосок" на ней у каждого свой.

иностранцы

В коротеньком эссе Гольдштейна ("Уличное. Странные свидания" из сборника "Аспекты духовного брака") герой встречает иностранца, который витиевато повествует ему о Ауробиндо, предваряя свой рассказ чем-то вроде эпиграфа: "Это проще чем сигарета, выкуренная одиноким иностранцем в южном городе, представьте: скарб в гостинице, ключ утерян по договору с портье, все напитки, как водится, выпиты...только отчего-то не кончаются деньги".
Оговорка о деньгах видится тут не просто незначительной деталью, а прямо таки сущностная характеристика иностранца - деньги тут, возможно более чем где-то еще, отмеряют отпущенное время; приглядевшись, в оговорке можно увидеть почти извинение за сам факт нахождения здесь, который от него и не зависит, они "отчего-то не кончаются".

Интересно, что этот иностранец встречен по дороге к другим иностранцам. Это уже не мечтательные туристы, а приземленные рабочие-строители, гастарбайтеры - объяснение их пребывания тут являестя точной противовложностью туристской версии: у них деньги "отчего-то не начинаются". Время туриста отмерено отложенной на отпуск суммой, он только тратит, меняет деньги на впечатления; гастарбайтер, иностранец поневоле, копит и ждет, от него требуется уже не переживание, а претерпевание столь созвучное с терпением. Лучшим отпуском же для него будет оказаться как раз там, где он перестанет быть иностранцем, т.е. у себя дома.

Более того, сам герой тоже является иностранцем, представляя как в сказке, необходимого третьего - эмигранта. Если первые два типа можно считать "чистыми", то эмигрант наверное тип переходный: он ближе к местным чем, они - но и более зависим от них, чем турист, и менее, чем работяга. У туриста в кармане индульгенция в виде билета на самолет и щелкающий обратный счетчик денег; гастарбайтер знает, сколько ему надо "для полного счастья", хотя бы и в принципе, он может увидеть предел своему пребыванию заграницей. Время эмигранта так просто не измерить, он приехал не отдыхать и не работать, а жить - если два первых действия имеют в виду более или менее отдаленную цель и соответственно конец, то последнее действие таковыми не обладает и конкретной суммой денег не может быть измерено.

остаться c собой

Все говорят что надо кем-то мне становиться
А я хотел бы остаться собой.

                                                       (Цой)

Здесь небольшая игра слов показывает скрытую оппозицию становления и бытия, где "стать" кем-то значит "перестать быть" тем что есть сейчас. В терминах ИСО 15926 можно обозначить эти состояния (temporal parts, термин который сам по себе заслуживает отдельного анализа как пример решения проблемы дуализма введением гибрида обоих частей, "монодуализма", продолжающий ряд когито) как possible individuals, соответственно ПИ1 и ПИ2.
Интересно, что точка настоящего времени героя неявно оказывается привилегированной, это следует из второй строки, где он заявляет, что вот сейчас-то он и "является собой". ИСО тут не поможет, т.к. насколько я понимаю   для него индивид - это просто сумма всех ПИ, которым он был и будет. Очевидно, что ПИ1, являющийся конечно не совсем не 1-м, а хрен-знает-каким по счету, просто пытается узурпировать _всего_ ПИ, пользуюсь привилегией настоящего времени.
*
Нежелание "быть кем-то" равно как и желание "быть собой" представляют две взаимодополняющие разноводности игры в имена, свойственной, по прекрасному определнию Пруста "возрасту имен". Доминирующую позицию занимает конечно игра в "быть кем-то", навязываемая, с одной стороны, взрослыми ребенку: (в школе он не имеет имени, но по ее окончании неизбежно получает его), с другой он и сам стремится к обретению идентичности.
Если последнее противроечит 1му то можно получить сопротивление миру "официальных имен", но направление к этому миру и направление от него движутся одной силой - узнавания или именования себя. Вопрос на миллион, кто же субъект узнавания, который должен отличаться и от ПИ1 и от ПИ2, - вопрос теоретический, т.к. на практике (и в песне) это ПИ1, который одновременно является и actual individual, и в силу здорового эгоизма отличает себя от ПИ2 (впрочем и от ПИ0) и стремится или же не стремится превратиться в него.
*
Само такое отличание похоже и есть характеристика "возраста имен", и понятно что этот "возраст" свойствен не только ребенку: например, я начальник отдела (ПИ1) и хочу естественно стать начальником департмента (ПИ2) и не хочу стать безработным (ПИ3). Или наоборот: уход Толстого из Ясной поляны можно тоже рассматривать как борьбу с именами; Ходасевич рассказывает о своем знакомом Муни, который мечтал воплотиться в семипудовую купчиху.
Похоже, что в буддистской традиции
не только это но и любое "отличание себя" от не-себя можно назвать игрой в имена, иллюзией, - даже если ты и откажешься от отличения, то ты об этом и не узнаешь, опять возвращаемся к вопросу на миллион.  Нда, радикальная версия такой броьбы - отказ от слов, языка, т.е. от сознания, выход все туда же к бес-(а может и до-)сознательному. НО кто как не этот бессознательный субъект был субъектом "хотения" - быть такимто начальником? и он же прятался в том "я" во второй строке у Цоя, который "хотел бы быть собой", как и у Муни в его нежелании быть собой. Возвращаясь к языку ИСО: ПИ - это дискретные и измеримые индивиды, переходы же от одного ПИ к другому, при которых сохраняется их преемственность (как пробуждение у Пруста), вызывает и обеспечивает бес-сознательная часть, которая сама "не является частью".

И в них вся родина моя

Листал Некрополь Ходасевича, он пишет о разговоре с Блоком незадолго до его смерти, тот говорит, что перечитывая сейчас свои ранние стихи он много не понимает, "у слов был смысл, но сейчас он забыт".
Всплыл потом в голове Набоков, когда то казавшийся большим русским писателем. Наверное, оказавшись в эмиграции он увез с собой тот язык (конечно не симвлоистский, но опредленно наследующий ему) и тот постепенно вырождался - помню, что несмотря на усилия я не смог прочитать пару его поздних американских романов. Отличная цитата из "тяжелой лиры" о той единственной вещи, которую надо взять с собой на необитаемый остров (эмиграцию)
Но: восемь томиков, не больше,-
И в них вся родина моя.
Ходасевич пишет о Пушкине, но говорить на этом языке все-таки значит вернуться на 200 (тогда 100) лет назад. Справился в википедии: Приглашение на казнь» (1936) - к этому времени уже давно есть например феномен Платонова. Или совсем с другой стороны: Лолита - 1955, но уже вышел "Джанки" Берроуза.Очевидно, насколько старомодно-энтомолгически засушенными выглядят книги набокова, эти герметические камеры языка России 1910х годов, в которых совсем нет воздуха свежих слов.
Это не говоря о собтственно "производительных силах" языка, поэтах - можно ли такую простую строчку Бальмонта, всплывающую в книжке Ходасевича, вообразить в языке Пушкина:
Другие дым, я тень от дыма.
Я тем завидую, кто дым.
- ее не то чтобы написать на нем нельзя - слова то те же, ее нельзя именно что вообразить, помыслить, затасканное высказывание "границы моего языка - границы моего мира" здесь кстати.

what happen to library.nu

полез после большого перерыва на library.nu, там облом т.е. domain revoked. трудно переоценить значение этой библиотеки, ее закрытие это удар по электронному социализму.
в поиске гугла вываливается на первых позициях пост с кучей ссылок, почему закрыли .ну, еще там выражается надежда на то что русские или китайцы им помогут хехе, причем они, т.е. тру юзеры как оказывается студенты из развивающихся стран.
ну и таки да, поиск по русски дал быстрые результаты - на хабре ссылочка http://bookfi.org, и вроде есть там что то. выглядит немножко похуже, чем .ну, зато ссылки прямые  и не заставляет на гугле аккаунт заводить. так что плюем в слюнявые пасти правообладателей и продолжаем платить им донской валютой (читай читать бесплатно)

рыбка

Рыбка-переводчик, babel fish из путеводителя по галактике, оказывается питается бессознательным "The Babel fish feeds on the brain wave energy from around its host.It absorbs the unconscious mental frequencies from this energy, more or less, as food.", частоты тут явно только ради красного словца. наверное это и есть мечта технического перевода - оставить только сознательные и викифицрованные слова. Вопрос конечно кто будет субъектом этих очищенных речей, или точнее, что будет двигать им и заставлять произносить; сознательное желание видится оксюмороном.
Напрвшивает ся очевидный ответ - рыбка, выгодно поменявшая бесконченость бессознательного на локальную копию словаря, и будет субъектом; бессознательное можно видеть как потенциальное, как энергию, из которой можно что-то получить, - и рыбка здесь приобретает зловещие черты органического варианта матрицы, потребитель который всегда прав. взамен в обоих случаях - сладкий сон в котором все очевидно и понятно, т.к. посчитано - в этом ключе проясняется один из упоминавшихся ранее аргументов Нозика против "машины сознания": в ней ты сможешь увидеть только то, что туда заложено (сознанием) но не более - ведь эта модель конечна.

(тут видится простая и эффектная оппозиция: бессознательное и имманентное и экономика, в другом углу ринга - сознательное и трансцендентное и религия)

outlook 2010 таит много интересного. вот сегодня я озадачился тем как поменять папку для сохранения вложений. в настройках этого нету, поиск по русскоязычныму интерненту как всегда порадовал какими-то левыми сообщениями. по-английски как обычно ситация получше, но в целом народ советует сразу править в реестре, что понятно не сильно вдохновляет.
однако нашелся один туманный совет right click the left hand column and you can save the location as an option. (речь соответственно о папке для сохранения аттача).
хз, такой опции я не увидел, ну и судя по отзывам, народ тоже в соновном не смог расщифровать этот намек. НО тыкаясь по контекстному меню я вроде нашел солюшн:
1.кликаем правой кнопкой на аттаче
2.в списке папок находим кандидата на папку по умолчанию
3.кликаем правой кнопкойна ней, жмем "выбрать"
4.после энтого папку открывается и туда обязательно надо сохранить вложение, иначе фокус не удастся
5.наслаждаемся победой над мелкософтом

upd: нихрена не работает, мелкософт как икота у ерофеева доказывает иррациональность сущего. надо править реестр.